Встретились два ореха - стук-постук! - настучались, натрещались вволю, и каждый покатился в свою сторону. Катятся и думают:

ПЕРВЫЙ ОРЕХ. Ужас, до чего развелось пустых орехов! Сколько живу, ни одного полного не встречал.

ВТОРОЙ ОРЕХ. И как они, эти пустые орехи, маскируются? На вид посмотришь - нормальный орех, но уже с первого звука ясно, что он собой представляет!

ПЕРВЫЙ ОРЕХ. Хоть бы с кем-нибудь потрещать по-настоящему!

ВТОРОЙ ОРЕХ. Хоть бы от кого-нибудь услышать приличный звук!

Катятся орехи, и каждый думает о пустоте другого.

А о чем еще могут думать пустые орехи?

Феликс Кривин

Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.
- Знаешь, как я тебя люблю?
- Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
- Я люблю тебя - вот как! - и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.
- А я тебя - вот как.
"Ух, как широко", - подумал зайчонок.
- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он потянулся вверх изо всех сил.
- И тебя - вот как, - потянулся за ним большой заяц.
"Ого, как высоко, - подумал зайчонок. - Мне бы так!"
Тут зайчонку пришла в голову отличная мысль: кувырк - встал на передние лапы, а задними вверх по стволу!
- Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
- И я тебя - до самых кончиков твоих лап, - подхватил его большой заяц и подбросил вверх.

- Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! - и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
- А я тебя - вот так, - усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!
"Вот это прыжок! - подумал зайчонок. - Если б я так умел!".
- Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
- А я тебя - как через речку и во-о-о-он за те холмы...
"Как далеко-то", - сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову.
Тут вверху, над кустами, он увидел большое темное небо. Дальше неба ничего не бывает!
- Я люблю тебя до самой луны, - шепнул зайчонок, и глаза его закрылись.
- Надо же, как далеко... - И большой заяц положил его на постель из листьев.
Потом улегся рядом, обхватил зайчонка лапами и прошептал ему в самое ухо:
- И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны... и обратно.

очень грусно, что в нашей жизни мы слушаем всяких "перьев и бритв"

почему-то сразу подумалось про женщин

про зацев оч. понравилось

Не знаю куда поставить, но вроде к сказке имеет отношение, так что поставлю здесь.

Интересное. Найдена могила Буратино
Не так давно американские археологи проводили раскопки в районе, кладбища, где похоронен Карло Коллоди, создатель сказки о деревянном человечке Пиноккио (наш Алексей Толстой элегантно усыновил его под именем Буратино).

Неподалеку от его могилы под небольшой каменной плитой покоился прах человека по имени Пиноккио Санчес. Когда шутки по поводу забавного совпадения иссякли, археологи призадумались: а что это было? Тем более, что некто Санчес оказался почти современником Лоренцини-Коллоди. И... решились таки на эксгумацию.

Экспертиза дала ошеломляющие результаты: Пиноккио имел мастерски сделанные деревянные протезы конечностей и деревянную вставку носа. А на одном из протезов стояло клеймо мастера — «Карло Бестульджи».

Потрясенные археологи бросились ворошить архивы и церковные записи. И выяснили: в семье Санчесов в 1760 году родился мальчик. Годы шли, он взрослел, однако совсем не рос. Так и остался карликом. 818 лет пошел барабанщиком на войну, а через 15 лет возвратился полным калекой. Однако мастер - золотые руки Карло изготовил ему искусные протезы, и Пиноккио начал карьеру на ярмарке, показывая трюки и демонстрируя словно диковинку свое деревянное тело. Именно здесь, на ярмарке, он и нашел свою смерть, разбившись во время демонстрации трюка.

– Как ты хочешь умереть? – спросила она.

– Умереть? – он посмотрел на нее и улыбнулся. – Я не хочу умирать… И никогда не умру...

– Дурачок, все умирают, – улыбнувшись ответила она. – Я, например, хочу умереть счастливой…

– Счастливой? – спросил он и посмотрел на речку. Вот она, речка, точно никогда не умрет, подумал он.

– Да, умереть в окружении любимых людей…

– А, кто они?

– Они? Они еще не родились. Это дети и внуки.

– А, я? – обиженно спросил он.

– Дурачок, – ласково произнесла она. – Ты мой самый любимый человек.

Они поцеловались, потом у них была чудная ночь полная любви. А сверху на них смотрели звезды, которые были невольными слушателями их беседы.

Прошли годы. Они поженились, купили красивый домик возле речки. Их жизнь была полна любви и счастья. У них родились дети. Чудные мальчик и девочка. Дети росли, они старели. Дети выросли и тоже вскоре женились и вышли замуж. У них родились по девочке и по мальчику, такие же чудные дети, как и они в своем младенчестве. Прошли еще годы. Внуки выросли. Они состарились. Она заболела и вскоре умерла. Счасливой, в окружении детей и внуков. Он жил.

Умерли его дети. Он жил. Внуки уже имели своих детей. Он жил. Внуки состарились и умерли. Он жил. Он стал национальным героем своей страны – самым долгожителем планеты. Умерли внуки внуков. Он жил.

Он пережил всех своих потомков. Люди забыли о нем. Но он жил. Жил и страдал. С трудом вспоминая лица внуков и правнуков, уже не помня лица детей и ее. "Дурачок, все умирают". Это все что он помнил о ней. Да, все умирают, но не он.

Началась и кончилась ядерная война. Большая часть человечества умерла, другая медленно вымирала от болезней и голода среди руин былой цивилизации. Он жил. Несмотря ни на что, он жил. "Я не хочу умирать". Каким он был глупцом! Теперь он молил только о смерти. Но смерть была глуха.

Солнце потухло. Земное ядро остыло. Планета теряя остатки атмосферы летела среди звезд и медленно умирала. Он жил. О человечестве ничего не напоминало, кроме него. Планета превратилась в мертвый астероид летящий среди света давно умерших звезд. Он жил.

Планета подлетела к астрономическому явлению, называемому сверхновая. Взрыв разнес мертвый кусок земли, покрытой космической пылью и льдом. Он жил.

Он жил и хотел умереть. Но он жил.

Тогда у речки он сказал: – Я не хочу умирать…

Теперь летя через мертвое космическое пространство он кричал: – ВСЕ УМИРАЮТ! ПОЧЕМУ Я ЖИВ?! Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ!

Но он жил…

Звезды, невольные немые созидатели его мучений, провожали его слепыми взорами и одна за другой умирали. А он жил…

Девочка-Солнышко всегда появлялась в один и тот же час. Не было такого дня, чтобы она, пролетая мимо на своем блестящем воздушном шаре, не помахала рукой юноше, который строил из облаков прекрасные замки. Если у нее выдавалась лишняя свободная минутка, она не отказывалась помочь ему выбрать тончайшее кружево перистых облаков для занавесок или придумать ощетиненную молниями грозовую башню.
-- Взгляни! -- обращался он к ней всякий раз, показывая на очередное свое творение: то высокое и ажурное, как готический храм, то приземистое и мрачное, как солдатская казарма (работая с таким непослушным материалом, он никогда не знал заранее, что у него получится). Но даже «казармы» преображались, когда она из любопытства облетала их кругом и восхищенно ахала.
-- Неужели это все сделал ты? -- всякий раз изумлялась она.
Строитель облачных замков только застенчиво улыбался. Он-то искренне полагал, что без ее похвалы его дворцы -- всего-лишь причудливые нагромождения водяного пара, но сказать ей об этом не решался.
-- Ну, мне пора, -- с едва заметным сожалением она завершала осмотр и продолжала свой путь по небосклону: дел у нее каждый день была уйма.
-- Почему ты не задержишься, если не хочешь уходить? -- спрашивал он.
Точнее, хотел спросить, но лишь молча провожал ее взглядом, потому что знал, что она ответит...
Знал, что она ничего не ответит.

А девочка-Солнышко спешила дальше: пробежать по кронам апельсиновых деревьев на дальнем склоне, посмотреть, как растет трава на берегу прозрачного ручья, высушить умытые ночным дождем ромашки на лугу.
-- Взгляни! -- обращались к ней легкомысленные одуванчики и горделиво распушали свои новенькие воздушные шапочки. -- Мы уже совсем большие! Скоро подует ветер, и мы -- фьюить! -- разлетимся по белу свету.
Она улыбалась им и целовала их нежные макушки.
Дриада, устроившись в прохладном шалаше под плакучей ивой, окликала ее, чтобы похвастаться плетеными качелями:
-- Хочешь покататься? Одной мне скучно.
-- Не сегодня, -- огорченно отказывалась девочка-Солнышко. -- Давай завтра в это же время?
-- Давай, -- соглашалась дриада, незаметно вздыхая.
Она знала, что девочке и назавтра будет некогда.

В таких незаметных хлопотах проходил остаток дня. Вечером, привязав вертлявую гондолу своего воздушного шара к верхушке могучей сосны, девочка-Солнышко с затаенным ожиданием взглядывала в окна своего домика, четким угольным силуэтом встававшего на фоне заката (здесь, на краю света, всегда были очень красивые закаты, и всегда разные). Несколько секунд она смотрела на льющийся из окон свет, и сердце ее начинало гулко колотиться... но потом заря погасала, и погасало ее отражение в стеклах. Дом становился таким, каким он и был -- пустым и как будто даже неживым, поскольку девочка проводила в нем только ночь. Собственно, она потому и трудилась весь день, не давая себе ни малейшей передышки, -- ведь нет никакой радости возвращаться в дом, где тебя никто не ждет, а за этими заботами она хоть ненадолго отвлекалась от подобных мыслей, и лишь ночью ей было некуда от них деваться.

Девочка вдруг резко остановилась -- потому что свет в ее окнах вспыхнул вновь! Кто-то хозяйничал в ее доме, и она не знала, пугаться ей или радоваться. Ей хотелось то убежать без оглядки, то ускорить шаги, и она еле-еле плелась по дорожке, ведущей к порогу. Занеся руку, чтобы постучаться, она в последний момент успела себя одернуть -- в самом деле, глупо было спрашивать разрешения, чтобы войти в свой собственный дом! Она сердито толкнула дверь, и все слова негодования по поводу вторжения замерли у нее на губах, когда ее непрошенный гость, колдовавший у камина, обернулся на звук.
-- А вот и ты, -- негромко сказал он. -- Проходи, я уже заждался.

Что и говорить, этот Фонарь был первым парнем на перекрестке. К нему тянулись провода, тоненькие акации весело купались в его свете, прохожие почтительно сторонились, проходя мимо него. А Фонарь ничего этого не замечал. Он смотрел вверх, перемигиваясь со звездами, которые по вечерам заглядывали к нему на огонек. Но однажды Фонарь случайно глянул вниз, и это решило его судьбу. Внизу он увидел странную незнакомку. Одетая во все черное, она покорно лежала у ног Фонаря и, казалось, ждала, когда он обратит на нее внимание.
- Кто вы? - спросил Фонарь. - Я вас раньше никогда не видел.
- Я Тень, - ответила незнакомка.
- Тень... - в раздумье повторил Фонарь. - Не приходилось слышать. Вы, видно, не здешняя?
- Я твоя, - прошептала Тень, этим неожиданно смелым ответом кладя предел всем дальнейшим расспросам.
Фонарь смутился. Он хоть и был первым парнем на перекрестке, но не привык к таким легким победам. И все же признание Тени было ему приятно.

Приятность тут же перешла в симпатию, симпатия - в увлечение, а увлечение - в любовь. В жизни так часто бывает.
И опять-таки, как это бывает в жизни, вслед за любовью пришли заботы.
- Почему ты лежишь? - тревожно спросил Фонарь. - Тебе нездоровится?
- Нет, нет, не волнуйся, - успокоила его Тень. - Я совершенно здорова. Но я всегда буду лежать у твоих ног.
- Милая! - умилился Фонарь. - Я не стою такой любви.
- Ты яркий, - сказала Тень. - Я всегда буду с тобой. С одним тобой.
Дальнейший разговор принял характер, представляющий интерес только для собеседников.
Они встречались каждую ночь - Фонарь и его Тень - и, по всем внешним признакам, были довольны друг другом. Фонарь давно забыл о звездах и видел только свою Тень - больше его в мире ничего не интересовало. Даже закрыв глаза (а это бывало днем, потому что все фонари спят днем), он любовался своей Тенью.
Но однажды в полдень, когда Фонарю не очень спалось, он вдруг услышал голос Тени. Фонарь прислушался и вскоре сообразил, что Тень говорит с Солнцем - большим и ярким светилом, о котором Фонарь знал только понаслышке.
- Я твоя, - говорила Тень Солнцу. - Ты видишь - я у твоих ног... Я твоя...
Фонарю захотелось немедленно вмешаться, но он сдержал себя: было как-то неловко заводить разговор при постороннем Солнце. Зато вечером он выложил ей все. Ему ли, Фонарю, бояться собственной Тени!
- При чем здесь Солнце? Я не знаю никакого Солнца, - оправдывалась Тень, но Фонарь был неумолим.
- Уходи сейчас же! - заявил он. - Я не хочу тебя знать!
- Знай меня, знай! - захныкала Тень. - Я не могу от тебя уйти.
И она говорила правду: разве может Тень уйти от такого яркого Фонаря?
- Не сердись на меня! - ныла Тень. - Давай помиримся...
Фонарь покачал головой.
О, напрасно он это сделал! Он покачал головой слишком категорически и - разбился. Многие потом судачили о том, что Фонарь покончил с собой от любви.
А между тем это произошло только от его принципиальности.
Вот теперь Тень не пришлось упрашивать. Что ей оставалось делать возле разбитого Фонаря? Она прицепилась к пробегавшему мимо Автобусу и - была такова.
Так и бродит Тень по свету, липнет ко всем, каждому предлагает свою дружбу. Возможно, она и за вами увяжется.

Феликс Кривин

Жила-была Абсолютно Независимая Женщина. Примерно год назад стала она таковой – абсолютно независимой. Чем ужасно гордилась. Она просыпалась по звонку будильника и никогда не валялась в постели. Ей было всё равно, пить кофе или чай: она долго преодолевала зависимость от кофеина. И преодолела, заодно изгнав из своего рациона всё сладкое, калорийное и неполезное. Поэтому она пила утром воду и ела несладкую и несолёную овсянку. Она рассталась с подругами, потому что ей не хотелось от них зависеть. Она совершенно равнодушно относилась к шопингу – и никто не посмел бы упрекнуть её в том, что из-за блестящей тряпки она способна потерять голову. Да что там шопинг! Она не теряла голову и от мужчин. С тех пор как она прогнала своего любимого (а ведь чуть было не попала в зависимость от него) прошло уже много месяцев. Короче говоря, Абсолютно Независимая Женщина чувствовала, что ещё немного – и она станет Идеальной Женщиной.

Субботним утром за ее дверью послышался шорох. Она отворила. Шатаясь от усталости, на пороге стояла Кошка. Женщина всмотрелась и ахнула:
– Ты?! Но… Как же? Триста сорок километров?!

– Я шла год, – и Кошка, войдя в дом, обессиленно прислонилась к ножке кресла.

– Зачем?

– Соскучилась, – подняла глаза Кошка. – Я не могу жить ни без тебя, ни без нашего дома, ни без нашего мужчины. Кстати, где он?

– Но ведь я отвезла тебя к тётке в деревню… Ты не обиделась?

– Поначалу да, – вздохнула Кошка. – Но потом простила. Я же понимаю: ты так хотела стать независимой…

– И стала! – Голос Женщины вдруг предательски дрогнул.

– Что ж, поздравляю, прошептала Кошка. – Ничего не поделаешь. Я отдохну день-два и пойду обратно.

Ночью Женщина, вздрогнув, открыла глаза – она всегда просыпалась от непонятного ощущения тоскливой пустоты в груди. Около сердца было холодно – словно кто-то внутри включил вентилятор. По привычке она протянула руку за успокоительным – и наткнулась на теплую шерстку. Кошка мягко протопала по одеялу, улеглась под боком, замурчала. Вскоре холодный вентилятор в груди исчез.

…Прошло три дня. Женщина проснулась. Полчаса повалялась в кровати, затем помчалась в кухню, предвкушая крепчайший кофе с чёрным шоколадом. Потом она потянулась к мобилке и задала своему любимому мужчине самый важный вопрос: "Ты где?" – всего таких звоноков она вчера сделала штук сто. Затем назначила встречу подружке в кафе. И вдруг она увидела Кошку, сидящую у двери.

– Выпусти меня, пожалуйста, – попросила та.

– Ты уходишь?! – в глазах Женщины заблестели слёзы. – Но теперь я не смогу без тебя!

– Успокойся, – произнесла Кошка. – Я просто иду погулять, скоро вернусь. И не запирай, пожалуйста, дверь. Ведь независимость – это вовсе не отсутствие зависимостей, как тебе казалось. Это – знание того, что дверь открыта. А ещё независимость – это счастье. Оттого, что у тебя есть кто-то, к кому ты готова триста сорок семь километров идти пешком…

И Кошка вышла за порог, ободряюще улыбнувшись Абсолютно Нормальной Женщине.
N.N.

Читала укогда-то. Спасибо за повтор, так за дуща берет