На обычной приподъездной скамейке обычного московского дома сидят две бабушки. Глядя на них, кажется, что так было всегда, но дом и скамейка появились только в 1978 году. Снесли типовую московскую деревню и на её месте выстроили новые, многоэтажные дома. Сейчас бабушкам по девяносто лет и происходят они из той самой снесённой деревни.

Обычные бабушки на обычной скамейке. Все жильцы подъезда, без всякого исключения, здороваются со старушками с улыбкой и некоторым пиететом.

Раз в две недели к дому подъезжает большой чёрный джип, нехарактерно долго паркуется, так чтоб никому не мешать, из машины выходит высокий сорокалетний пижон с объёмистыми пакетами «Азбуки вкуса» — специального магазина по продаже съестных понтов. Бабушки называют пижона Толстым, хотя из лишнего веса у него только пакеты со снедью, пижон же величает бабушек Павлой Сосипатовной и Марией Ильиничной. Толстый подходит к старушкам, и они недолго разговаривают. Через полчаса, оставив пакеты на лавочке, Толстый тепло прощается и уезжает. По праздникам вместе с пакетами остаются цветы. Обходительного пижона можно было бы принять за внука одной из бабушек, но почти все жители дома знают, что это не так. Толстый — продюсер одного из российских телеканалов и родственных связей с нашими старушками не имеет вообще: никого из родни у бабушек не осталось и бабушки сидят на скамейке.

Сидят, иногда обсуждают «куда катится этот мир» и зачем сын тетки со второго этажа уехал в Америку, когда и здесь неплохо работал на заводе. Они разные. Павла Сосипатовна охотно откликается на «баб Пашу», а на «баб Машу» Мария Ильинична обиженно поджимает губы. Мария Ильинична, сидя на скамейке, обычно читает Донцову с Марининой, а баб Паша не читает ничего, зато так внимательно разглядывает проходящих мимо и так много о них знает, что любой офицер ЦРУ за такие подробные сведения заложит свой агентский значок. Если, конечно, офицера заинтересуют жители обычного дома в спальном районе Москвы.

Они разные, хотя родились в одной деревне. Мария — в семье сельских учителей, а Паша — в нормальной деревенской семье. В семнадцать лет Мария собралась в институт и замуж, а бойкая комсомолка Паша никуда не собиралась, но завербовалась на Колыму и уехала, увезя вместе с собой жениха Марии Ильиничны. Так получилось. Потом получилось так, что Мария Ильинична, отучившись в институте, до семидесяти проработала учительницей литературы, замуж так и не вышла и детей завести не успела. Как и Паша. Пашин муж и бывший Машин жених, через год после отъезда на Колыму замерз там по пьяной лавочке, Паша вернулась в деревню и стала работать в колхозном саду.

Колхоз сделали совхозом и закрыли, колхозный сад частью вырубили, деревню снесли, построили на её месте дом и поставили лавочку. В доме дали квартиры почти всем деревенским. Баб Паше однокомнатную на седьмом, а Марии Ильиничне как учительнице целую двухкомнатную на пятом.

Прошло некоторое время, и они встретились на лавочке. Старость и одиночество приглушили старые обиды, и они подружились. Подружились до такой степени, что решили жить вместе у Марии Ильиничны, а баб Пашину квартиру сдавать. Вдвоём жить дешевле, да и от сдачи квартиры неплохая прибавка к пенсиям вышла. Квартирантка нашлась быстро. Таких квартиранток в Москве пруд пруди: красивая молодая девушка приехала покорять телевидение, эстраду и цирк сразу, театр и кино чуть погодя, а потом и всю Москву целиком, чтоб не размениваться. Жиличку звали Ленкой, платила она аккуратно, в квартире не безобразила, а что к ней иногда мужики ходили, так и дело молодое, как сказала баб Паша, и на телевидение можно попасть только через постель, я читала, как согласилась с ней Мария Ильинична.

Они, как всегда, сидели на лавочке, когда перед домом появился большой чёрный джип. Большие колёса нагло преодолели невысокий бордюр, джип влез на тротуар и замер в полуметре от старушек, почти перегородив проход и закрыв бабушкам обзор.

Мария Ильинична хотела было попросить водителя убрать машину подальше и уже начала литературно-правильную строить фразу, а баб Паша уже открыла рот, чтоб послать водителя ещё дальше, чем Мария Ильинична, как дверь джипа открылась, из неё выкатился пижонистый толстый мужик, вытащил за локоток хихикающую Ленку, крикнул старушкам «Привет девчонки» и скрылся в подъезде.

Девчонки и слова сказать ему не успели. Только чуть погодя баб Паша выругалась, Мария Ильинична обижено нахохлилась, они обсудили куда катится мир с чёрными джипами, телевизионными квартирантками и ейными толстыми пижонами. И решили попенять Ленке на неправильную парковку машины её молодого человека, иначе они на ейного хахаля в милицию заявят.

Разговор с Ленкой результата не дал. Вообще-то Ленка полностью согласилась, но через день опять приехал чёрный джип и запарковался ещё ближе к лавочке.

Не возымели действия и разговоры с толстым пижоном. На все справедливые претензии Марии Ильиничны и на ещё более справедливую ругань баб Паши, толстяк неизменно отвечал: «не ворчите, старушенции, я не на долго, а только до утра», — подхватывал Ленку под локоток и скрывался в подъезде.

Целую неделю шёл дождь. Бабушки не выходили на улицу, но и из окна им было прекрасно видно, что большой чёрный джип продолжил наглеть, докатился прям до скамейки и индифферентно поблескивает мокрой крышей. — Так больше нельзя, — заявила Мария Ильинична, — в нашем дворе стало невозможно жить, надо что-то делать.

— Я ему колёса проткну, — решительно ответила баб Паша, — ножиком. Раз — и всё. А ты, Марья, на шухере постоишь в подъезде.

— Он же вообще отсюда не уедет, если ему колёса проткнуть, — логично, но робко возразила Мария Ильинична.

— И пусть! — баб Паша не теряла решительности, — пусть не уедет! Зато когда приедет в следующий раз, будет знать!

Подруги ещё немного поспорили, а когда кончился дождь они спустились вниз, Мария Ильинична заговорила с консьержкой, а баб Паша быстро вышла из подъезда, и оглянувшись, полоснула ножом по колесу джипа. Колесо не поддалось. Потыкав в колесо ножиком для убедительности и не добившись результата, баб Паша вернулась в подъезд, оторвала Марию Ильиничну от разговора с консьержем и потащила в лифт.

— Не берёт твой ножик его резину, — громким шепотом начала она ещё в лифте, — хилый. Надо ещё чегонить придумать. Думай, Машка, теперь твоя очередь, не зря ж тебя в институте учили.

— Можно сахара в бензобак насыпать, — подсказала Мария Ильинична, — я у Марининой читала, — и, неожиданно для себя продолжила, — а можно презерватив с водой из окна скинуть, как у Донцовой.

— Чего скинуть?!! — остолбенела баб Паша, — чего?!!

— Презерватив, — повторила Мария Ильинична и покраснела.

— Гондон, значит, — резюмировала баб Паша, — хорошая мысль! И нечего на него сахар переводить! Шиш ему, а не сахар. У кого, говоришь, читала?

— У Донцовой так написано, — начала оправдываться Мария Ильинична, — или у Бушкова. Не помню я, Паш.

— Бывает и у твоих Донцовых в книгах нужные вещи, Маша. Надо будет почитать послезавтра.

— Да я прям сейчас тебе книгу дам, — Мария Ильинична решила отвлечь подругу чтением, — прям сейчас.

— Не, прям сейчас я устала и спать хочу, — подытожила баб Паша, — только послезавтра получится. Потому что завтра мы идём за презервативами. Знаешь, хоть, где их продают-то?

— Конечно знаю: в аптеке? — полувопросительно полуутвердительно ответила Мария Ильинична и опять покраснела.

— Эх, — вздохнула баб Паша и подбоченилась, — отсталая ты, Машка. Их сейчас в любом магазине продают. Но пойдём мы в аптеку. Она к нашему дому ближе любого магазина, раньше всех открывается и там аптекаршей Лидка работает, Серёгина дочка. А сейчас давай чай пить и спать ложиться. Темнеет уже.

Через час баб Паша похрапывала у себя в комнате, а в соседней комнате ворочалась Мария Ильинична. Она никак не могла заснуть и всё пыталась понять, как правильно построить фразу, чтоб она звучала наименее пошло: «Лида, дайте мне, пожалуйста, презерватив» или «Будьте так добры, Лида, дайте мне, пожалуйста, презерватив». Ничего не придумав, она всё-таки заснула.

Чуть только открылась аптека, бабушки проскользнули во внутрь и зашептались возле витрины: Мария Ильинична пыталась отговорить подругу от покупки.

— Представляешь, — шептала она, — вот попросишь ты у Лиды презервативов и что она о нас подумает?

— А ничего не подумает. У неё работа такая: продавать чего скажут, — возражала баб Паша, — не хочешь помогать — отойди, я без тебя справлюсь.

Старший провизор Лидия Сергеевна сразу обратила внимание на двух знакомых старушек.

— Баб Паш, Баб Маш, — окликнула она их, — вам непонятно чего? Вы спрашивайте, я поясню.

— Всё нам понятно, Лид, — баб Паша наконец-то вывернулась от подруги, — всё понятно, ты нам гондонов дай на все!

И ляпнула на прилавок сторублевую купюру.

— Вам какие, гладкие, ребристые, со вкусом клубники, или банана, — на автомате выпалила Лидия Сергеевна, и тут до неё дошёл смысл просьбы, — Чегооо?!!!

— Презервативов по-вашему, — поправилась баб Паша, — на все давай. А ребристые они или клубничные нам с Машкой уже похеру. Сама понимать должна не маленькая чай.

Дома бабушки попробовали наполнить презерватив водой в кухонной мойке. Изделие растянулось, раздулось, заняло весь объём раковины и начало выползать наружу.

— Батюшки...- удивилась Павла Сосипатовна, успев закрыть кран, — как же мы его отсюда достанем-то, чтоб он не лопнул?

Старушки задумались. Наконец у Марии Ильиничны появилась идея.

— Давай воду сольем, положим его в пакет с ручками, а потом воды нальём и из раковины вынем.

Всё было выполнено. Презерватив, наполненный почти пятнадцатью литрами воды, оказался в полиэтиленовом пакете с ручками, а «горлышко» его перевязано верёвочкой для надёжности. Совместными усилиями бабульки вытащили пакет из мойки и приспособили его на подоконник, надев ручки пакета на оконную завертку.

Оставалось только дождаться благоприятного момента и скинуть пакет вниз на джип. Благоприятным моментом старушки сочли тот момент, когда толстый пижон садился в машину. Целилась баб Паша.

— Поехали! — злорадно сказала она и пакет полетел вниз.

Старушки отпрянули от окна. Внизу сильно хлюпнуло, раздался тихий, но внятный «памп» — так пробка вылетает из бутылки шампанского и мужской голос матерно выругался.

— Попали! — обрадовалась Мария Ильинична, — давай посмотрим?

— Убилииии!! — заголосила внизу какая-то женщина, — человека убиииили! Милиция! Вызовите милицию!

— Я тебе посмотрю! — мгновенно отреагировала баб Паша, — а ну отойди от окошка. Не в джип мы с тобой попали-то, а в толстого этого. Насмерть видать. Слышь, как внизу надрывается?

— И что же теперь делать? — растеряно прошептала Мария Ильинична, и старушки задумались.

— Знаешь, что, Паша, — продолжила Мария Ильинична через полчаса, — я думаю, что нам надо явиться с повинной. Убитому этим не поможешь, но совесть наша будет чиста.

— С повинной, так с повинной, — согласилась Павла Сосипатовна, — за такого вредного мужика много не дадут, а по старости могут и вообще не посадить. Пошли. Только надо в чистое переодеться и тёплое с собой взять. Вдруг всё-таки заберут?

Через полтора часа после запуска пакета по джипу, переодетые в чистое, старушки спустились вниз и вышли из подъезда. В руках у каждой был узелок с тёплыми вещами.

Большой чёрный джип стоял там, где и стоял только вокруг были натянуты красно-белые ленты, а на лавочке сидел милиционер и что-то писал в блокноте. Невдалеке суетилась ещё парочка в милиционеров и стояла машина скорой помощи с открытыми дверями.

— Кто здесь старшой-то, милок? — заискивающе спросила баб Паша, — не ты ли?

— Я, — устало ответил милиционер, отрываясь от блокнота, — я здесь старший, а вы гражданки проходите, здесь посторонним любопытствовать не положено.

— Так, какие же мы посторонние, — ещё более заискивающе удивилась баб Паша, — мы не посторонние, ведь это ж мы его...

— Что «вы его»? — опять не понял милиционер, несмотря на подполковничьи погоны, — проходите, бабушки, не мешайте работать бригаде.

— Экий ты непонятливый, — заискивания в тоне баб Паши стало меньше, — русским языком тебе говорят: это мы его грохнули. Случайно.

— Кого грохнули? — до подполковника никак не доходило.

— Так труп же, господи! — рассердилась на глупого милиционера баб Паша, — труп мы грохнули.

— Вы грохнули труп? — подполковник всё ещё ничего не понимал.

— Разрешите я объясню, — вмешалась в разговор Мария Ильинична и не дожидаясь разрешения продолжила учительским тоном, — вы говорите глупости молодой человек: труп грохнуть нельзя — он и так уже труп. Правильно?

— Правильно... — отозвался милиционер

— Вот видите? — продолжила Мария Ильинична, — с трупом мы разобрались. А мы с Павлой Сосипатовной были очень недовольны тем как паркуется эта машина, мы неоднократно делали замечания водителю, он нам нагрубил, мы решили отомстить и скинули на машину презерватив, наполненный водой. Хотели в машину, а попали в водителя. Случайно. Вам теперь всё понятно? И я хотела спросить: он сильно мучился прежде чем умереть?

— Теперь всё понятно, — в глазах непонятливого подполковника запрыгали весёлые чертики, — кроме одного: мне непонятно где вы взяли презерватив.

— Где взяли, там больше нет, — отрезала баб Паша, — ты нас или сажай, или отпускай, нечего время тянуть.

— Ладно, бабушки, — смилостивился подполковник, — сажать вас я не буду потому что не за что.

— Эй, Колесников, — крикнул он в сторону скорой, ну-ка давай сюда этого пострадавшего! Хватит ему валерьянку пить. Тут его дожидаются.

Дверь кареты скорой помощи немного приоткрылась, и на асфальт мягко выпрыгнул омоновец — большой человек в камуфляжной форме и бронежилете. У бабушек похолодело внутри.

— Милиционера уделали, — подумала баб Паша и закрыла собой Марию Ильиничну, — а может и обойдётся, ишь здоровущий какой, такого одним гондоном не пришибёшь…

— Прям сейчас и посадят, — мысленно отозвалась Мария Ильинична, вылезая вперёд баб Паши, — а может и расстреляют.

Омоновец, чертовски напоминающий трёхстворчатый гардероб, доставшийся баб Паше от родителей, пошарил в машине правой рукой, ухватил там, что-то невидимое бабушкам, извлёк оттуда небольшого роста мужичка в мокрой чёрной одежде и повел его к лавочке.

Голова чёрного мелко тряслась, из уголка рта бежала слюна.

— Вот, граждане бабушки, любуйтесь на дело рук, — ухмыльнулся подполковник. Бабушки удивлённо разглядывали чёрного.

— Ну что, мокрушник, — взгляд милиционера упёрся в мокрого насквозь мужчину, — рассказывай, кто такой, кто заказчик, где взял оружие.

Мужчина тряс головой, пускал слюни и молчал. На последних словах подполковника глаза его закатились, он пошатнулся и упал бы, но был ловко подхвачен омоновцем.

— Дааа, — протянул подполковник, — увози его, Колесников, всё равно толку не будет. За всю свою практику первый раз вижу, чтоб контрацептивы так на людях сказывались. Увози. И это, сильно не пинайте в дороге, а то совсем ухайдакаете убивца.

— Посмотрели? – подполковник повернулся к ошарашенным бабушкам, — всё понятно?

— Всё! – соврала баб Паша, — только я не поняла, где наш Толстый-то?